Итоги года: логистика

С конца февраля российская экономика находится под жестким санкционным давлением. Бизнес оказался в ситуации, когда необходимо поддерживать работу мощностей и сохранять персонал и рабочие места в условиях, когда разрушились привычные финансовые, торговые и производственные цепочки. Одним из главных вызовов в этом шторме стала логистика. Нарушение прежних путей, нехватка мощностей на новых направлениях, проблемы со страховкой и обслуживанием грузов в точке назначения, если они все же до нее добрались. Обо всех этих проблемах мы уже неоднократно писали, например, тут и тут. Удалось ли металлургам найти «объездные пути»? Если да, то оказались ли они рентабельными? Удалось ли металлургической промышленности решить логистический вопрос или эта задачи еще только предстоит.

Для цветных металлов определенные изменения в логистике произошли, но говорить о массовых отказах от приема цветных металлов из России не приходится, кроме того стоимость транспортировки в их цене невелика. В сегменте черных металлов ситуация, увы, не столь оптимистична.

Российские компании черной металлургии после введения санкций одномоментно потеряли основные рынки -  это рынки Европейского Союза и рынки Северной Америки. Предприятия были вынуждены переориентироваться на новые рынки, на которых ранее были представлены мало: Китай, Индия, страны Юго-Восточной Азии, Северной Африки, Ближнего Востока. Естественно, компании вынуждены были переориентировать поставки с портов Черного моря и портов Балтики на порты Дальнего Востока. Так же естественно и то, что в условиях неработающих аэропортов и беспрецедентного роста внутрироссийских пассажирских перевозок силами РЖД, возможности для грузового движения оказались сильно ограничены.

При этом ключевая разница между «старыми» и «новыми» рынками в том, что первые по совокупности являлись нетто-импортерами стальной продукции, а вторые  -  сами по себе являются нетто-экспортерами, более того, активно развивают и строят новые производственные мощности, напоминает гендиректор «Infoline-Аналитики» Михаил Бурмистров. То есть единственный нетто-импортер стали среди «новых» рынков  -  это регион MENA (объединяет страны Магриба и Ближнего Востока). Потребность региона в стальной продукции оценивается в порядка 21 млн тонн в год. Но на этом рынке Россия достаточно сильно конкурирует с китайскими, индийскими и другими азиатскими поставщиками, которые уже давно наладили работу с рынком MENA.

По итогам года Минпромторг России ожидает снижения производства стали на 6-8%, при этом падение внутреннего рынка по разным оценкам составит около 5%, получается что экспорт снизится на 8-10%. Исходя из этого можно заключить, что полностью переориентировать объемы экспорта черных металлов в сторону Дальнего Востока не удалось, говорит управляющий директор рейтинговой службы НРА Сергей Гришунин. Причем главным лимитирующим фактором оказались не мощности Восточного полигона, которые достаточно гибкими, когда речь идет о провозке высокодоходных грузов в ущерб поставкам угля, а конечный спрос на российский прокат, подчеркивает он. «При нынешних ценах рентабельность поставок стального проката на восточные рынки близка к нолю»,  -  констатирует эксперт. Логистические затраты выросли на 40-70% в сравнении с поставками в Западном направлении. Так что пока об окупаемости речи не идет, принципиальная задача - это сохранение загрузки мощностей на высоком уровне, описывает ситуацию на рынке Сергей Гришунин. Хотя, безусловно, долго цены на сталь на низких уровнях оставаться не смогут, да и крепкий рубль - нечастое явление в российской экономике, а значит со временем рентабельность поставок на восток может несколько увеличится, надеется он.

Также важной проблемой является не только более низкая цена, но и более низкая себестоимость производства собственной стали в тех странах, куда предполагается переориентировать поставки российского металла, добавляет Михаил Бурмистров. Например, себестоимость производства тонны стали в России составляет $675. Во Вьетнаме это показатель находится на уровне $704, в Китае - порядка $720, в Турции - $724, в Южной Корее - $736, а в Индии - и вовсе $617 и ниже. Таким образом, возможности российских компаний по ценовой конкуренции существенно ниже на восточных рынках, чем, например, на рынке США, где себестоимость производства тонны стали в текущем году достигала $780 или Германии, где этот показатель превышал $940, продолжает эксперт. Это важная составляющая, которая сейчас наряду с крепким курсом рубля приводит к тому, что российские компании менее конкурентоспособны на новых рынках.

На рентабельность поставок на восточные рынки давит и тот факт, что «новым» рынкам нужна стальная менее маржинальная продукция первого передела – стальные полуфабрикаты, слябы, заготовки. Они не готовы покупать готовый высокотехнологичный и дорогостоящий прокат. Получается, логистика значительно дольше и дороже, цены на сталь на азиатских рынках значительно ниже, да и продукция нужна без добавленной стоимости, подводит итог Михаил Бурмистров.

Для сравнения. По итогам трех кварталов 2022 года стоимость тонны стального горячекатаного проката в Европе держалась на уровне $1 100, в США и Канаде  -  на уровне порядка $1 200. А в Китае и Вьетнаме, например, за аналогичный период и на аналогичный продукт внутренние цены на сталь были чуть выше $700, в Индии  -  порядка $800. То есть «новые» рынки предлагают цены на 30-40% ниже.

Но не все настроены так пессимистично. Промышленный эксперт Максим Шапошников, например, вспоминая кейс 2018 года с американскими санкциями в адрес российского производителя алюминия «Русала», уверен, что по мере наступления затишья в политической дискуссии, потребители на нужных рынках, получат нужную стальную продукцию по нужной российским металлургам цене. Просто через трейдеров. Тем более, что случаем прямого отказа трейдинговых компаний от работы с российским металлом до сих пор массово не наблюдается, заключает он.